Ау, есть кто живой?

Уважаемые читатели перевода (если вы еще остались в природе) - у меня к вам вопрос. У автора есть не нумерованная глава, без НЦы, без особого значения для дальнейшего сюжета.

Что переводить следующим: ее, или следующую по ходу действия главу (шестую)?

@темы: трудности перевода

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Сравнительные массы некоторой техники

Если кому-то интересно...

Модель	Сухая масса	Максимальная снаряженная масса
F-22 Raptor	19.7 т	29.3 т
Peterbilt 379	21 т	86.2 т
Shevrolet Camaro	1.7 т
Hummer H2	2.9 т
GMC Topkick C4500		9 т
Pontiac Solstice	1.3 т

Ниже - картинки, на пару метров.


Петербилт 379 6х4, дизельный, рядное расположение цилиндров, турбонаддув с промежуточным охлаждением, мощность до 600 лошадей.


Стелс F-22 Raptor, 2 роторных мотора с турбонаддувом.



Шевроле Камаро (на картинке старая модель), у новой мотор 3.6 литра, мощностью больше 300 лошадей.


Хаммер H2, 6-литровый дизель на 325 лошадей.


Это GMC Topkick, внедорожный грузовик. 6.6 литров дизель, 300 лошадей.


Pontiac Solstice, 266 турбированных лошадей на 1.3 тонну массы. Соотношение круче, чем у моего мотоцикла. Это точно самая безумная тарантайка

@темы: картинки с трансформерами, размышления о трансформерах

---

А вы знаете, как добился успеха Мегатрон?

Так я и знала, что Microsoft сотрудничает с десептиконами! Захожу я недавно на microsoft.com и вижу:

Мегатрон:

история успеха.

Честное слово, именно так и написано. Свои слова подтверждаю скриншотом:

@темы: шутки про трансформеров

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Снова про перевод, или не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет

Начиная со следующей части, я отказываюсь от комментариев переводчика в тексте. Вряд ли мои творческие муки™ и впрямь представляют какой-то интерес для читателей фанфика, который я изо всех сил стараюсь приблизить к оригиналу.

Взамен этого, я буду публиковать комментарии автора. Кстати, к следующей (четвертой) части комментарий такой: "С этого момента начинается слэш". Ожидайте обновления на ваших экранах. Один килобайт текста (из 20) уже готов. Очень нужен бета-ридер!

И поддержите переводчика морально? Чем больше внимания я уделяю качеству перевода, тем больше времени и сил он у меня отнимает. Но в этом мире существует не так уж и много вещей, которые я бы отказалась делать за похвалу

@темы: трудности перевода

---

"Ненавижу темноту", автор nkfloofiepoof. Пер. с англ. Часть 3 из 8.

Название: "Ненавижу темноту" (в оригинале "Hate the Dark")
Пейринг: Старскрим/Оптимус Прайм
Вселенная: G1
Автор: nkfloofiepoof. Перевод: firrior Вычитка: Just_War
Рейтинг: R
Предупреждение: агнст
Комментарий: перевод непрофессиональный, 2-3% текста утеряно в творческих муках. Разрешение у автора получено. Если вы считаете перевод плохим - читайте, пожалуйста, оригинал - www.fanfiction.net/s/3843690/

Часть [1]
Часть [2]
Часть [3]
Часть [4]
Часть [5]
Бонусная глава "Маска Прайма"
Часть [6]
Часть [7]
Часть [8]
===========================================
Меня мучила ужасная пульсирующая головная боль – как будто Рамбл долбил отбойниками по черепной коробке; и стоило мне хоть чуть-чуть шевельнуть головой, боль распространялась вниз по шее и в руку до самых пальцев. Боль была настолько сильной, что превосходила даже фантомные импульсы от отсутствующей части корпуса, и это никуда не годилось. Не обязательно быть медиком, чтобы понять, что это тревожный знак.

Мне был нужен энергон, токсичный или нет.

Прайм разместился в своем укрытии слева от меня, его голова склонилась набок – он перезаряжался. Интересно, не обустроил ли он там себе уютное местечко, потому что именно туда он садился каждый раз, когда возвращался с охоты – все те три недели, которые прошли с моего пробуждения. Место, на котором устроился я, я считал своим. После той панической атаки три недели назад, я боялся двигаться, чтобы снова не всадить камни в изуродованный бок.

Головная боль усилилась, и я пришел к выводу, что пора что-нибудь предпринять.

Нет, я не собирался заправляться той отравой, которой заправлялся Прайм. Этот вариант я оставил на самый крайний случай. Сначала я должен увидеть, что это за планета – я должен выглянуть наружу, понравится это ему или нет. Шлак с ним и его паранойей. Я ученый – и если кто-то из нас найдет другой выход из положения, то это буду я.

Конечно, где-то в глубине души я был, эммм... благодарен ему за заботу, как и за то, что он задержался на Кибертроне, чтобы забрать меня с собой. В конце концов, тот же Мегатрон даже не оглянулся посмотреть, что со мной случилось. Он не уделил мне даже взгляда – а ведь именно из-за него я поврежден так серьезно. Мне было прекрасно известно, какие слухи ходили среди десептиконов – а может быть, даже среди автоботов, о наших отношениях с Мегатроном, и я с радостью подтвержу – это всего лишь слухи. Одна мысль об этом вызывала у меня отвращение. Конечно, ходили еще слухи обо мне и Скайварпе или Тандеркрекере. Гораздо более правдоподобные – чтобы не сказать, притягательные – но это были тоже всего лишь слухи. Был еще один слух – весьма забавный, кстати, – поговаривали, что я был шлюхой всей десептиконской армии. Удивительно, но единственный, с кем меня не связывали слухи, на самом деле и был моим избранником.

Конечно, Прайм тоже слышал эти разговоры. Я бы, скорее, поразился, если бы они до него не дошли. Уверен, автоботы с презрением относятся к таким низменным вещам, поскольку ведут себя они великодушно и непорочно до омерзения. Мне повезло, что слухи начались уже после того, как я дослужился до звания заместителя командира. Даже десептиконы смотрят сверху вниз на тех, кто выслуживается собственным корпусом. Я предполагаю, что эти слухи распускали, чтобы мне досадить, но поскольку я уже добрался до наивысшей возможной должности, и никто, кроме Мегатрона, не мог бы доставить мне неприятностей, то меня это не беспокоило. В конце концов, это всего лишь сплетни – правда, некоторые трансформеры верят всему, что слышат. Например, такие наивные, как Прайм.

И все же, несмотря на это, несмотря на то, что мы сражались миллионы лет, он спас меня. Тысячи десептиконов бросили меня, даже не побеспокоившись убедиться, мертв я или нет. Один автобот остался. Какая мучительная ирония.

Тем не менее, я устал от него – его забота была чрезмерной, как и его паранойя. Он даже отказался перенести меня к входу в пещеру, и не позволил выглянуть наружу – хотя вход всегда был широко открыт, Прайм закрывал его только когда уходил охотиться. Возможно, он был открыт только потому, что Прайм был здесь и мог убить змей, если бы они попробовали вползти сюда, но все равно. Мне пора взять все в свои руки.

Точнее, руку.

Я осторожно перевернулся на правую сторону, съеживаясь от усилившейся головной боли. Тем не менее, я пока мог ее переносить, и, глядя на то, как мой корпус лежал относительно пола, я обретал уверенность в себе. У меня действительно могло получиться.

Это было изматывающее занятие, но мне удалось протащить свой корпус по полу, цепляясь оставшейся рукой и ногой за камни и выбоины, подтягиваясь и отталкиваясь ногой, чтобы уменьшить нагрузку на плечо. Я процарапал бок, но на фоне всего остального, это было скорее досадной неприятностью. Головная боль была такая, что мне казалось, что сильнее она стать уже не может. Почти час ушел на то, чтобы добраться из глубины пещеры к выходу, и учитывая то, как сильно я шумел, было удивительно, что Прайм не очнулся. Либо он был совершенно, в полном смысле этого слова, измотан, либо он всегда так крепко спал.

Как бы то ни было, но я смог наконец-то дотащиться до входа в пещеру, перекатиться на спину и высунуть голову наружу, чтобы впервые взглянуть в небо этой планеты.

Вид сине-зеленого неба напомнил об одном вопросе, который интересовал меня последние две недели. Почему здесь всегда светит солнце? Я ни разу не видел наступления ночи. Поначалу я списывал это на то, что, должно быть, темнело, когда я был в перезарядке, но через три недели я понял: нет, здесь просто не было ночи. Так могло было бы быть, если бы планета не вращалась. Но поскольку вращение необходимо для образования атмосферы, жизнь бы на подобной планете не зародилась. Змей бы не было – так что должно было быть другое объяснение.

Объяснение медленно закатывалось напротив меня – два солнца. Красное и желтое. Не то чтобы это было очень необычно, на свете есть много двойных звездных систем. Если солнца достаточно малы, или находятся на достаточном удалении, и планетарная атмосфера хорошо защищает поверхность от радиации и жара, то на планетах двойных звездных систем может существовать жизнь. Но, все равно, что-то не давало мне покоя, что-то, связанное именно с этими двумя солнцами.

Тупая боль в уставшем плече отступила, я подтянулся, выбрался из пещеры и встал на ногу, опираясь на камни у выхода. У меня это получилось, хотя при этом мне пришлось прислониться к каменной стене, оставляя израненную сторону незащищенной и открытой окружающему миру.

Камни, такие же ржаво-красные, как и сама пещера, простирались до самого горизонта. Поверхность планеты была достаточно плоской, за исключением нескольких трещин в земле, в которых, по-видимому, и прятались от солнца змеи. Я увидел маленькие витки скрученного, пожеванного металла, торчавшие над некоторыми валунами – все, что осталось от нашего корабля. Прайм не преувеличивал, когда сказал, что змеи его сожрали.

Мелкий ручей тек неподалеку, возможно, он не был иссушен солнцами лишь потому, что пролегал в тени скал, и солнечные лучи прикасались к нему лишь на несколько минут. Для змей это было хорошо, но нам вода в качестве источника энергии не годилась. И я уже понял, что красный камень в этом плане был тоже бесполезен.

Я оглянулся на солнца, постепенно садившиеся за горизонт, и почувствовал укол страха. Тут было что-то не так. Что-то очень не так.

Я посмотрел вверх на каменную стену, и с радостью заметил, что пещера располагалась очень близко к вершине скалистого обрыва. Там было много выступающих камней, по которым, невзирая на мое состояние, я мог бы забраться вверх, и хотя бы приподнять голову над вершиной. Правда, из-за пульсирующей боли в голове я был не уверен, хватит ли мне сил для этой попытки.

Но, делать нечего, я должен попытаться. Включая турбину в ноге, чтобы ускорить подъем, я начал длительное, болезненное и трудное продвижение по неровному склону. Это заняло целый цикл, и к тому времени, когда я почти дошел, я был уже в агонии. Я исцарапал больную сторону о камни, и рука, нога и вся правая сторона покрылись беспорядочной сетью порезов от камней, за которые приходилось хвататься и подтягиваться – они оказались острее, чем мне казалось раньше. Я почти достиг цели; я мог бы быть кем угодно, но только не тем, кто бросает начатое на полпути.

Только краешек солнца оставался над горизонтом, когда я наконец добрался до вершины скалы. Мне пришлось на минуту отдохнуть из-за предупреждающих сообщений, замелькавших перед оптикой. Если бы я остался в пещере, как послушный маленький калека, мне бы хватило энергии еще на неделю, но я сжег ее всю, чтобы добраться до верха этой забытой Праймусом горы. Я услышал, как Прайм внизу в панике выкрикивает мое имя – кажется, он только что проснулся и обнаружил, что меня нет. Однако я уже добрался до цели, так что мне осталось лишь поднять голову, чтобы выполнить намеченное, пусть даже Прайм в поисках меня, уже карабкался снизу, из пещеры. Мне, наконец, удалось приподняться, чтобы посмотреть на ландшафт по другую сторону горы, и то, что я там увидел, меня не порадовало.

Я и сам не знал, что ожидал увидеть. Другая сторона выглядела точно так же – за исключением того, что она не была ровной. Вершины скал торчали в небо как пальцы, собранные в группы по пять-восемь, по всему ландшафту. Они казались пустотелыми, и на сторонах и верхушке каждой зияли дыры. На какую-то астросекунду я задумался, почему они полые, и что может скрываться внутри. Только на астросекунду – потому что потом я заметил еще одну проблему.

Передо мной вставало яркое голубое солнце, а за мной – садились белое и желтое. Неудивительно, что здесь не было ночи. Вместе с голубым солнцем вставало что-то еще, и ощущение угрозы усилилось. Во всем этом было что-то очень знакомое. Я не понимал, что именно, пока не оглянулся через плечо на красное и желтое солнца, и не увидел, наконец, зловещий свод планетарного кольца, поднимающийся над ними – и тогда я понял.

Я знал это планету.

Я ненавидел эту планету.

Среди всех планет в галактике Прайм выбрал именно эту, чтобы разбиться.

– О нет... – пробормотал я, злясь на себя, и тут же моя голова упала вперед, оптика отключилась и я ушел в оффлайн от недостатка энергии.

Когда я очнулся – спустя почти орн по моему хронометру – я снова был в пещере, лежа на спине и глядя в потолок. Как ни странно, голова больше не болела – а она должна была болеть, учитывая, как мало энергии оставалось у меня перед отключением. Я быстро понял, в чем дело.

Для разнообразия, Прайм расположился на другом месте, ближе к выходу из пещеры, перекрыв вход ногой. Без сомнения, он тут же очнулся бы, попробуй я выбраться из пещеры снова. Кабель тянулся от его груди к моей, и, отходя от системного отключения, я не сразу понял, что он затеял.

Когда я разобрался, я схватил кабель и оторвал его от себя, прекращая связь. Я был не настолько беспомощным. Пусть даже я отключился от перенапряжения, это не значит, что я нуждаюсь в закачивании его энергии. Тупой, самопожертвенный идиот. Мне пришлось приложить большие, чем я рассчитывал, усилия, чтобы снова сесть напротив стены, на прежнее место.

Почувствовав обрыв связи, он поднял – нет, из последних сил повернул голову вверх и посмотрел на меня, его единственный работающий оптосенсор слегка моргал. Одна рука свернула кабель и спрятала его обратно в корпус, а вторая поднесла к губам энергокуб, в попытке восполнить то, что забрал я. Какое-то время он ничего не говорил – может быть, был слишком истощен, или слишком рассержен – или и то, и другое.

Конечно, такой крикун, как я, первым нарушил молчание.

– Приземление на эту планету запрещено, даже в такой древней спасательной капсуле должны были быть системные предупреждения – зарычал я. Он просто уставился на меня, и вряд ли мои слова загнали его в тупик – скорее, он был озадачен, а то и вообще меня не услышал.

– О чем ты говоришь? – прохрипел он, когда, наконец, понял мой вопрос. – Зачем ты это сделал? Я говорил тебе, что это слишком опасно...

– Меня ведь не съели, не так ли? – проворчал я в ответ, качая головой и меняя тему. – Я говорил тебе, что до войны был исследователем и ученым. Я уже бывал на этой планете, и, вернувшись на Кибертрон, оставил четкие инструкции, чтобы на каждую звездную карту вплоть до самой незначительной, были внесены данные: сюда приземляться запрещено. Даже ты должен был бы заметить на компьютерах это предупреждение!

Он вздохнул и пошаркал к своему обычному месту, убедившись, что на этот раз я не собираюсь никуда сбегать.

– О серой планете было еще больше предупреждений, а последняя была газовым гигантом. А до коричневой, которой не были присвоены предупреждения, мы бы не дотянули.

Я чуть было не забыл о серой планете, ей был назначен еще более высокий уровень опасности, и не без причин. И все равно, обе они были ненавистными кучками космического мусора.

– Если ты уже бывал здесь, почему не сказал этого раньше? – спросил он. Я чуть не выругался, ведь именно он не давал мне выглянуть из этой шлаковой пещеры, но потом я вспомнил змей. Он, видимо, решил, что я должен был их запомнить.

– Это было миллионы лет назад, Прайм. Змеи, должно быть, появились за это время. Их не было, когда я составлял карты этой планеты. – Он кивнул и умолк.

Рассерженный и расстроенный, я просто выключил оптику и потер лоб – моя головная боль была теперь вызвана злостью, а не недостатком энергии.

– Кольца, – в конце концов сказал я, удивившись, как спокойно и твердо это прозвучало. Прайм озадаченно посмотрел на меня.

– Как долго кольца газового гиганта висят над горизонтом? Одно над двумя солнцами?

Он молча обдумывал мой вопрос, и я понимал, что ему было интересно, что я намерен делать с ответом. – Почти неделю, – наконец сообщил он, и наклонил голову в ответ на мой тяжелый вздох.

– Через неделю эта планета погрузится в кромешную ночь длиной в год, – сказал я. Он не встревожился. Пока не встревожился.

– Я могу видеть в темноте, даже с одним оптическим элементом.

– Не в этом дело. Змеи – не единственные хищники, если, конечно, те твари, которые убили моего партнера со временем не выпали из пищевой пирамиды. Он впился в меня внимательным, и, кажется, обеспокоенным взглядом. – Здесь были летающие существа, и они выходили наружу только в темноте, потому что любой свет обжигал их. И, как змеи, они могли жрать все.

– Почему ты так уверен насчет темноты? – в моих словах он не сомневался, просто хотел узнать побольше.

– Мы определили, что планеты и солнца каждые несколько лет – по нашей оценке, раз в половину орна – выстраиваются в последовательность. Газовый гигант закрывает красное и желтое солнца, а серая планета – голубое. И наступает полное планетарное затмение, как минимум на год.

После этого надолго повисло молчание. Он пытался осмыслить то, что я ему сказал, а я пытался что-то придумать, уставившись в пол пещеры.

– Не думал, что мне эта планета может нравиться еще меньше, чем раньше...

Мне пришлось усмехнуться – только потому, что это было в точности то, о чем я думал миллионы лет назад, когда был здесь в последний раз. Черный юмор.

– Может быть, у нас получится их использовать, – предложил я. Он обратился в слух, глядя на меня. – Если летающие существа еще не вымерли – я полагаю, змеи это побочная ветвь их развития – у них, должно быть, тоже есть в организме вещества, которые энергоконвертер может превратить в энергон.

– А как насчет токсина в этом энергоне? Если эти существа – родственники, то и у летающих он тоже, наверное, есть

– Нет никаких гарантий. Но, даже если токсин есть, его концентрация может быть ниже. – Прайм кивнул, следуя за моим ходом мыслей; он понял, что я имел в виду – к токсину в меньшей концентрации у нас мог бы выработаться иммунитет. Но энергон, который у нас был, был слишком испорчен.
– Единственная проблема в том, что они опасны. Возможно, даже опаснее, чем змеи. И, поскольку они умеют летать, им пробраться сюда гораздо проще, чем змеям – прийдется все время закрывать вход камнем.

– Проблема еще и в том, что будет темно, – сказал он. Я бы предпочел, чтобы он не обратил на это внимания. Я был рад тому, что он не требовал объяснений, и хотел, чтобы он не поднимал эту тему. – Я могу включать фары в альт-форме, пока я здесь – они требуют не так много энергии, но пока я буду охотиться, света не будет.

– Я переживу, – проворчал я. Определенно, ему все это нравилось не больше, чем мне, но, по правде говоря, у нас не было других вариантов. Даже ему пришлось признать свое поражение.

Минуту спустя он тихонько засмеялся, его смех застал меня врасплох. Что тут смешного? По привычке, я тут же принял это за оскорбление, и немедленно разозлился.
– Что в этом смешного? – потребовал я ответа.

Он ответил через минуту, и в его тоне не было ни злобы, ни снисходительного презрения, как у Мегатрона. – Просто это был самый длинный наш с тобой разговор, – сказал он, снова усмехнувшись.

Это меня удивило. Как потому, что он счел нужным указать на это, так и потому, что это было правдой. Разговоры никогда не были популярным времяпрепровождением у десептиконов, и уж точно не разговоры ради разговоров. Конечно, некоторые болтали все время – не иначе, потому что им нравился звук собственного голоса. Спроси у любого десептикона – и он сказал бы, что я один из них, но это было ложью. Вопреки распространенному мнению, я презирал собственный голос. Я внутренне сжимался каждый раз, когда слышал себя – много раз я задумывался о том, чтобы сменить голосовой процессор на более благозвучный. Я почти решился – на Кибертроне, до войны, но Скайфайр меня отговорил, сказав, что это слишком сильно меня изменит.

Прайм был прав – раньше мы никогда не разговаривали, разве что обменивались оскорблениями и боевыми возгласами, и даже после того, как я очнулся от стазиса, я все время держал рот на замке, скорее по привычке, чем намереваясь его задеть. Я мало с кем говорил, кроме Мегатрона, Скайварпа и Тандеркрекера. Может быть, я говорил бы с Саундвейвом, но этого не требовалось – в конце концов, эта сволочь могла читать мои мысли. Я подумал, что Прайм был гораздо более разговорчивым, чем я.

– Извини, наверное, мне не следовало говорить этого, да? – сказал он после некоторого молчания.

Похоже, я не ошибся.

– Я... не вел бесед, – неохотно признал я. Если честно, я бы не назвал наш разговор беседой. Скорее, стратегическим совещанием.

– Как и я, в общем-то, – признал он. – Я не поощрял разговоры во время работы, чтобы не отвлекаться, и я провел так множество циклов. Но в свободные дни мне было приятно с кем-нибудь поговорить. – Он отвернулся, его голос стих и оптика померкла. Наверное, он думал о Кибертроне. Сложно было о нем не думать, хотя мои утраты были не так велики, как его. Я расстался лишь со Скайварпом и Тандеркрекером, но они были уже мертвы, когда покинули Астротрейн – а он потерял всю армию автоботов.

Я тоже отвернулся, изучая каменную стену – возможно, в миллионный раз с тех пор, как вышел из стазиса.
– Я не знал, – что еще я мог сказать? Разве я не говорил, что я плохой собеседник? Кажется, он не собирался возвращаться к этой теме, одиноко глядя вдаль, – наверное, предаваясь воспоминаниям. Наблюдая за ним, я понял, почему он с такой параноидальной настойчивостью пытался удержать меня в этой Праймусом забытой пещере, как можно дальше от змей и других опасностей, подстерегающих снаружи.

Он боялся остаться один.

В этих обстоятельствах, затерянный на комке грязи, по ошибке называющемся планетой, окруженный острозубыми чудовищами, которые могли жрать буквально все, и без надежды на спасение, я бы тоже вряд ли порадовался перспективе навсегда остаться одному. Хотя сам я любил уединение и часто проводил время, погрузившись в раздумья в своей секции – или на гаупвахте, в зависимости от настроения Мегатрона, только изредка пересекаясь с кем-то еще, за исключением разве что Скайварпа и Тандеркрекера, когда они приглашали меня на свои маленькие "вечеринки". И задолго до этого, когда еще был ученым, я проводил в одиночестве бессчетные циклы, и только Скайфайр наведывался ко мне, чтобы узнать о ходе моих многочисленных экспериментов. Я просто не уживался с другими.

Прайм не привык к этому. От него все время кто-то зависел – так же, как и я не все время был таким беспомощным. Как десептикон, я смеялся над его боязнью одиночества. Но как ученый, я не мог его упрекнуть. Может быть, в другой жизни, я чувствовал бы себя также, как он. Беспокоящая мысль – но небезынтересная.

Ну все, хватит. Мне нужно подумать о чем-нибудь другом.

– Иди сюда, – прохрипел я, заставив его посмотреть на меня испуганно и озадаченно. Он пополз ко мне – такой же наивный и доверчивый, как обычно. Когда он оказался слева от меня, я махнул рукой. – Повернись. – И снова он послушно и не задавая вопросов, сделал, как я сказал, хоть и выглядел при этом весьма озадаченным. Да уж, если бы он знал.

Как жаль, он и не догадывался. Поэтому у меня была отличная возможность схватить его за голову и припечатать левой стороной шлема о каменную стену.

Его испуганный, страдальческий стон, эхом отразившийся от стен пещеры почти заставил меня рассмеяться. Почти. Я рассмеялся, только когда услышал грязные кибертронские проклятия, которыми он осыпал меня, отползая назад и придерживаясь за левую сторону головы. Я никак не ожидал от него такой брани – теми фразами, которые он выдал, он мог бы даже Дирджа заставить остановиться и уставиться в точку. Допустим, я этого заслуживал...

– Это еще за что? – спросил он с яростью.

– Меня это раздражало, – спокойно ответил я, наградив его усмешкой. Я усмехнулся еще шире, когда он несколько раз моргнул и испуганно вздрогнул, поняв, что снова может видеть левым оптическим элементом. – Красота требует жертв, как говорят твои любимые люди.

– Ты бы мог меня предупредить, – угрюмый Оптимус Прайм очень, очень занятный тип, я больше не мог сдерживаться и снова засмеялся. Я смеялся до тех пор, пока не разболелась разорванная сторона. Чем больше он дулся, тем больше я смеялся, пока боль не стала нестерпимой, и тогда я постепенно умолк, несколько раз хихикнув в стиле Скайварпа, перед тем как окончательно обрести некое подобие спокойствия.

Обиженный взгляд, которым он меня одарил, почти заставил меня рассмеяться снова.

– Что? – защищаясь, переспросил я, притворяясь обиженным его неблагодарностью. Это получилось бы меня намного лучше, если бы мне удалось стереть с лица усмешку. – Ты бы предпочел неизвестно сколько времени оставаться только с одним работающим оптосенсором?

– С таким же успехом ты мог сделать еще хуже!

– Да неужели? – я ничего не мог поделать с хихиканьем.

Явно придя к выводу, что я не чувствую абсолютно никакой вины, он скрестил руки на груди и отвернулся, все еще обижаясь.
– Откуда ты знал, что это поможет?

Я вытянул ногу в попытке усесться поудобнее.
– Когда получаешь по голове почти ежедневно, начинаешь понимать, какие части и как именно сдвигаются внутри тебя, если удар сделан с нужной силой и под нужным углом, – закончив, я нахмурился. Вообще-то, я не собирался этого говорить, и я передернулся, когда понял, что он перестал дуться и теперь смотрел на меня с выражением, неприятно похожим на жалость.

Я не хотел его жалости.

Я сказал ему это, и он уставился на собственные колени. Мои слова не произвели тот эффект, на который я рассчитывал – его жалость только увеличилась.
– А что бы ты делал с непокорным подчиненным, который пытается свергнуть тебя при каждом удобном случае? – вопросил я. Его жалость докучала мне, я в ней не нуждался, и не хотел ее.

Он задумался на мгновение, вместо того, чтобы бросить мне в лицо тот факт, что я, так или иначе, сам напрашивался. Какая-то часть меня хотела, чтобы он это сказал, хотела, чтобы он перестал быть таким... отвратительно хорошим. У каждого есть пороки, и я знал, что у него тоже они есть. Никто не совершенен.

– Я бы... наверное, дал ему показать себя, и если он действительно лучше, чем я... – наконец-то ответил он, его интонация была тяжелой, и его голос умолк. Ему никогда раньше не приходилось думать о чем-то подобном. Все автоботы следовали за ним так слепо.

– Тогда ты такой же лишенный воображения и скучный тип, как о тебе говорят, – поддел я его. – Ты бы не стал сражаться, чтобы защитить свое положение?

На этот раз, настала его очередь защищаться.
– Я тоже не всегда был солдатом, Старскрим. Я не был ни ученым, ни исследователем, ни кем таким выдающимся. До того, как я стал Праймом, я был простым рабочим в доках, обычным трансформером, с обычной работой и обычным именем. Порой, я хотел бы снова стать им, и забыть про всю эту бессмысленную войну. Так что нет, я не стал бы отстаивать свое положение. Я сражался не из-за власти, а потому, что был должен, потому что не хотел, чтобы другие загубили свои жизни.

Ладно, я сам напросился.

Я все еще пытался придумать ответ, когда он продолжил.
– Мегатрон хочет власти и больше ему ничего не нужно, и я подозреваю, что это передается всем десептиконам... разве это не то, чего они хотят?

Настала моя очередь защищаться:
– В каком-то смысле – да, но ты забываешь, что мы стремимся к одним и тем же целям – просто идем к ним разными путями. Автоботы – дипломатией, десептиконы – военной силой. Мегатрон стал так одержим победой над тобой и автоботами, что война превратилась в вашу личную вендетту вместо того, чтобы служить тому, чему она должна была служить – восстановлению Кибертрона в его прежнем блеске! – я остановился. Я мог бы читать наставления бесконечно, но... в этом больше не было смысла, верно? Кибертрон стал грудой осколков. Никакое количество энергона теперь не сможет его восстановить.
– И этот спор лишен смысла – констатировал я, снова откидываясь к стене и давая своему раздражению выйти через вентиляцию.

– Не хочется признавать, но ты прав, – вздохнул он и откинул голову назад, глядя на потолок пещеры. – Даже когда Кибертрона больше нет, Мегатрон будет продолжать войну ... пока не убьет меня или не погибнет сам.

– Теперь уже все равно. Посмотри, где мы сейчас. Скорей всего, здесь мы и будем оставаться, пока не отключимся навсегда.
Выражение боли на его лице подсказывало, что он хочет поспорить с этим, хочет верить в эту хрупкую автоботскую идею, которую они называют надеждой, но даже ему пришлось признать, что я прав в пессимизме, и он лишь обманывает себя, не допуская реальность в свои мысли.

– Теоретически, – сказал он через некоторое время, заставив меня вздрогнуть от неожиданности, потому что я уже почти ушел в перезарядку, – теоретически, если бы нас нашли... если бы нас спасли... – он сделал паузу, формулируя следующий вопрос, – ты вернулся бы к прежнему порядку вещей?

Это была не лучшая формулировка вопроса, но я знал, что он имеет в виду, и долго обдумывал это. Первым пунктом в моих планах, после восстановления корпуса, конечно же, было отомстить Мегатрону за то, что он обрек меня на то положение, в котором я пребывал последнюю четверть орна. А что потом? Я понятия не имел. Без Кибертрона сражения с автоботами потеряли всякий смысл, пусть даже знаки никогда не сойдутся во взглядах. Скорее всего, мы бы разлетелись в разные стороны, нашли себе новые планеты, и назвали их домом. Автотрон и Десептитрон – эта мысль чуть не заставила меня рассмеяться. Но все равно, большинство десептиконов останутся такими же, как и раньше – транжирами, жадным до власти волками. Я считаю, что мы протянули вместе столько миллионов лет исключительно благодаря упрямству Мегатрона. Конечно, меня тоже не так легко победить, и я, в своих мечтах, предполагал, что возглавлю десептиконов тоже на довольно долгий срок.

Фактически, десептиконов больше нет. Остались разве что случайные шпионы где-нибудь на Земле, но поскольку десептиконы полностью контролировали Кибертрон, большинство их было там. Конечно, Прайму и мне удалось спастись, но нам просто повезло. Как сказал Прайм, Юникрон попытался сожрать каждую спасательную капсулу на десерт. Вряд ли многим, пережившим разрушение Кибертрона, удалось остаться в живых.

Нет, знак десептиконов был практически мертв. А у автоботов остались силы на Земле, силы, с помощью которых можно найти новый дом. Даже если бы это означало тюрьму за военные преступления, это все равно лучше, чем стать мертвецом, или продолжать смертельную войну без шансов на победу. Я честолюбив и жаден, и, возможно, недальновиден – но не глуп.

– Нет, Прайм, – в конце концов ответил я. – Я бы не вернулся.

До конца дня мы больше не сказали друг другу ни слова.

А через неделю тьма накрыла планету.

===========================================

Иллюстрация от  Мечтательный дракон
Часть [1]
Часть [2]
Часть [3]
Часть [4]
Часть [5]
Бонусная глава "Маска Прайма"
Часть [6]
Часть [7]
Часть [8]

@темы: ненавижу темноту, фанфик-перевод

---

Еще про переводы...

Ну, прошлись по мне, горе-переводчику. Я отвечу.

Приведенный текст создает превратное впечатление, как будто бы где-то в ноосфере существует хороший перевод, а плохие переводчики его изгадили. Читателю предлагается выбор между этим мифическим хорошим переводом, и имеющимся плохим, а губа у читателя не дура: он выбирает хороший перевод и гнобит плохой, кипя возмущением в адрес горе-переводчиков.

Но читателю почему-то не очевидно, что хорошего перевода не существует. Реальный выбор стоит не между хорошим и плохим переводами последней серии, а между плохим переводом и отсутствием перевода. И когда речь заходит о таком выборе, что же выбирает гневливый читатель?.. Плохой перевод.

И выглядит это вполне отвратительно. Когда плохих переводчиков ругает Гоблин - это урок. А когда их ругает хрен с горы, который сам вообще ничего не сделал, и еще тысяча шавок ему подгавкивают - это мерзко. Сучья свора забывает, что без таких гадких, негодных переводчиков они бы вообще не смогли насладиться излюбленным сериалом в компании полторашки теплого пива и крахмальных чипсов.

Можешь сделать лучше - делай. Не хочешь делать - смотри оригинал. А не умея воспринимать оригинал, брехать в сторону переводчиков, которые тебе, неблагодарному уроду, совершенно бесплатно сделали хоть частично доступным то, чего сам бы ты ни в жизнь не понял - это скотство.

@темы: трудности перевода

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Возьмите меня в tf-porn!

Ну вот, начиталась я tf-porn на ночь. Засыпаю сегодня, и снится мне сон.

Приезжаю я в Москву (своим ходом, заметьте, 3 000 км) , паркую байк во дворах и захожу в задние клуба TF-Porn (как же легко я его нашла - не иначе, неоновая вывеска подсказала). Вся грязная и жалкая, защита корпуса потерлась от падения, крепление правого коленного щитка наполовину оборвано, шлем процарапан, прозрачные углеродные вкладки на перчатках потеряли блеск и похожи на налипшие комья земли. Экипировка покрыта толстым слоем пыли и впридачу какой-то сволочной автолюбитель окатил меня свежей порцией жидкой дряни из лужи. А в клубе сидит Babe Mause, кавайная такая девочка, точь-в-точь собственный юзерпик, и еще почему-то Skjelle.

- Возьмите меня в клуб, - говорю я и теряюсь. Видок у меня такой, что сама себя я взяла бы разве что в команду ассенизаторов. И только она открывает рот, чтобы ответить, как в клуб заходит дядька (если не дедок) с пачкой листов в руках. И тоже здоровается.

- Я хочу вступить в клуб. Это моя детская мечта, знаете ли!

На вид дядька вполне мерзкий. Рост метр с кепкой, седые усы и редкая нечесаная шевелюра, одет в какой-то засаленный китайский пуховик.

- Мы с женой долго вас искали, и наконец нашли! - говорит он, стягивая куртку. Под курткой обнаруживается желтая футболка, вся в катышках, и необъятных размеров пузо, вываливающееся над ремнем.

Skjelle c Babe Mause переглядываются, Mause достает анкету из 11 пунктов, и вооружаясь ручкой и бумагой, начинает зачитывать вопросы мужику.

Имя: Вася Пупкин
Должность: -
Почему вы интересуетесь трансформерами: ...

Тут мужик зашуршал своими бумаги и торжественно объявил: - Мы с женой написали фанфик! - и стал зачитывать с листа.

Babe Mause смотрела на мужика прямо и твердо; мужик бубнил. У Skjelle тоже был заинтересованный вид.

- Нет, с такими новыми членами каши не сваришь, - решила я спустилась вниз. Меня ждала долгая дорога.

@темы: размышления о трансформерах

---

"Ненавижу темноту", автор nkfloofiepoof. Пер. с англ. Часть 2 из 8.

Название: "Ненавижу темноту" (в оригинале "Hate the Dark"
Пейринг: Старскрим/Оптимус Прайм
Вселенная: G1
Автор: nkfloofiepoof. Перевод: firrior
Рейтинг: R
Предупреждение: агнст
Комментарий: перевод непрофессиональный, 2-3% текста утеряно в творческих муках. Объем работы огромный, финальная вычитка перевода не самая аккуратная (выполнена переводчиком). Разрешение у автора получено. Ссылка на оригинал - www.fanfiction.net/s/3843690/

Часть [1]
Часть [2]
Часть [3]
Часть [4]
Часть [5]
Бонусная глава "Маска Прайма"
Часть [6]
Часть [7]
Часть [8]
===========================================

Дрожь наконец-то прекратилась.

Я знал, что если мне слишком долго придется надеяться только на это, то это в конце концов убьет меня, но у меня не было другого выбора, кроме того, чтобы использовать токсичную кровь и внутренности этих тварей для выработки энергона. Старскрим мог надеяться на лучшее, раз уж ему так хотелось – он не бродил по окрестностям, как я. Здесь были только камни – дальше, чем охватывал взгляд, и за каждым пятым камнем таилась одна из этих плотоядных змей, которые могут есть все. Кажется, единственная вещь, которая им не по зубам – это камни. Именно поэтому Старскрим был еще жив – они не могли или не хотели проникнуть через глыбу, которой я перекрывал вход в пещеру, чтобы защитить его, когда уходил на охоту.

Я тяжело вздохнул и прислонился спиной к каменной стене, притушив рабочий оптический элемент, и в бессчетный раз пожелал, чтобы мы разбились на другой планете – на любой другой планете. Я так хотел отправиться на поиски каких-нибудь других источников энергии, но я не мог, нельзя было оставить Старскрима на несколько часов, и я не хотел рисковать, надеясь, что змеям не удастся найти дорогу сквозь камень, или в обход – особенно теперь, когда он очнулся. Я не мог представить смерти хуже, чем быть сожранным этими змеями: те немногие укусы, которые мне достались, ужасно болели.

Я берег его так долго – и сейчас я тоже не собирался сдаваться. То, что нам удалось пережить разрушение Кибертрона, было благословением самого Праймуса. Моей единственной надеждой было то, что это благословение распространилось и на остальных, и что мы со Старскримом не остались последними трансформерами во Вселенной.

Я знал, что Проул и Брон мертвы – я видел их смерть собственной оптикой, когда оба элемента еще работали. Я был на корабле с Проулом, Броном, Айронхайдом и Рэтчетом, потому что хотел проследить за возвращением энергокубов с Земли лично. Там на нас напал Мегатрон. Он вряд ли ожидал увидеть меня, но удивления хватило ненадолго. Я не видел, как он убивал Брона, но я никогда не забуду, как Проул падал, из его рта текла жидкость и шел дым. Он был мертв еще до того, как коснулся пола.

Раньше я никогда не понимал этой человеческой фразы, но когда упал Проул, гнев ослепил меня. Я понял, что здесь и сейчас война должна закончиться для всех.

Я смутно помню саму битву – я не в состоянии запоминать их в деталях. Чаще всего сражение – это расплывшееся пятно, с того момента, когда меня втягивают в драку, и пока оно не закончится; этот раз не был исключением. Я подозреваю, что это – что-то вроде оцепенения, которым центральный процессор защищает меня – воина по необходимости, а не по собственному выбору. Я помню только свою ярость, и Рэтчета, и Айронхайда, которые делают все возможное. К счастью, дыра в обшивке корабля была небольшой, через нее не могло ворваться сразу много десептиконов. Это давало определенную свободу действий Рэтчету и Айронхайду для того, чтобы успеть нанести врагам как можно больше повреждений, пока я сражался с Мегатроном. Они тоже получали повреждения, в основном от одного из сикеров (я до сих пор не знаю, какого именно), но им удалось сразить нескольких десептиконов, когда я был занят.

Следующее отчетливое воспоминание: я смотрю на потолок корабля, десептиконы ушли. Видимо, прошло несколько часов после сражения; я понимал только то, что мне больно – очень больно. Серьезно раненый Рэтчет нависал надо мной, он пытался устранить самые тяжелые мои повреждения. Айронхайд докладывал о текущей ситуации, пытаясь таким образом удержать меня в сознании. Десептиконы отступили, некоторые, включая Мегатрона, едва функционировали, и наш корабль, порядком потрепанный в битве, медленно дрейфовал на полпути к Земле. Айронхайд уже послал сигнал бедствия на Землю, оттуда отправили еще один корабль, чтобы забрать нас на Кибертрон.

Ультра Магнус и Хот Род взошли на порт едва функционирующего корабля, чтобы помочь меня перенести. Я чувствовал, что боевая платформа уже отключилась, а Роллер висел на волоске, уровень энергии упал слишком низко, чтобы поддерживать нас троих. Сам я понимал, что умираю – но все остальные не могли с этим смириться. Я едва помню, как достал Матрицу Управления и передал ее Ультра Магнусу, чтобы он сберег ее, пока из наших рядов не выдвинется избранный. Потом моя оптика потемнела, и крики тех, кто не мог смириться с мой смертью, утихли.

Я очнулся в старой лаборатории Уилджека на Кибертроне, Арси и Рэтчет усердно трудились над ремонтом. Я не ожидал, что когда-нибудь смогу очнуться, и, должен признать, я был приятно удивлен. Я всегда был готов погибнуть на войне, но это не значит, что я хотел смерти.

Арси и Рэтчет чрезвычайно рисковали, отвозя меня сюда, пусть даже Айронхайд охранял безопасность лаборатории. Из тех обрывков, которые я сумел ухватить, я понял, что на лунную базу напали десептиконы, получившие задание скрываться, пока идет нападение на наш корабль-разведчик, идущий к Земле. Их целью было уничтожение нашей базы, потому что они решили, что меня привезли на ремонт туда. Но если хочешь спрятать что-то – спрячь это на виду, поэтому меня привезли прямо на Кибертрон, под их радары. Там, пока они меня чинили, я и узнал о судьбе Старскрима.

Удерживаясь от погружения в воспоминания, я посмотрел на изуродованную фигуру справа – он сидел, перезаряжаясь, напротив стены пещеры. Я все еще не мог осмыслить различие – я просто не мог свыкнуться с мыслью о том, насколько... маленьким он казался без крыльев. Потеря половины корпуса тоже не помогла, я уверен – но без обоих крыльев он казался особенно слабым и хрупким. Я знал, что он пока не до конца понял, чего лишился, и я боялся того дня, когда он поймет. Я слышал страшные истории о трансформерах, которые могли летать, но внезапно теряли эту способность: на войне или в результате несчастного случая. Обычно они не выдерживали, ломались, а Старскрим, благодаря Мегатрону, и без того был нестабилен.

Конечно, я был заинтригован, ведь мне перед отключением сказали, что мне удалось победить Мегатрона в той битве, и зная, что я забрал его с собой, я мог уйти с миром. Однако, когда во время ремонта мне сказали о судьбе Старскрима, пояснив, что Мегатрону как-то удалось выжить, заполучив новое тело и имя «Гальватрон», я почувствовал не то печаль, не то гнев, а может, и то, и другое. Тысячелетиями я твердо верил, что гибель Мегатрона, скорее всего, сгубит и войну. Я верил, что мне наконец-то удалось положить войне конец, когда мне сказали, что я одержал над ним победу. Я не могу описать... отчаяние – вот нужное слово – отчаяние, которое меня охватило, когда я узнал, что он все еще жив. Он мог называть себя Гальватроном, или еще как-нибудь – но он все равно был Мегатроном, моим смертельным врагом.

Узнав, что он убил Старскрима, бывшего его заместителем так много веков, я ужаснулся. Старскрим часто пытался расправиться с ним, но Мегатрон никогда не отвечал взаимностью – даже когда Старскрим попытался уничтожить Землю вместе с Мегатроном. После этого сикер исчез, но вскоре он вернулся невредимым – точно таким же, каким был до того, как Мегатрон добрался до него. Я никогда не пойму, почему – наверняка многие нюансы поведения десептиконов так и останутся для меня загадкой.

Так что, узнав о том, что Мегатрон наконец-то осуществил свои угрозы и покончил со Старскримом раз и навсегда, я ужаснулся. Рэтчет подтвердил, что я расслышал все правильно, хотя у меня не было причин переспрашивать. Старскрим устроил свою коронацию как нового вождя десептиконов, когда Мегатрон, – или Гальватрон, как он сам себя называет, появился в своем новом корпусе и убил бывшего заместителя.

Рэтчет и Арси почти закончили с самыми важными моментами ремонта, когда на всей планете взвыли сирены. Они, конечно, предположили, что это контратака автоботов, но у меня было ужасное ощущение, что это что-то худшее, и много худшее. Настояв на том, что я вполне могу двигаться сам, я отмахнулся от них обоих – как раз вовремя, чтобы услышать предупреждающий возглас Айронхайда. Я понял, что случилось нечто очень серьезное. Айронхайд не стал бы кричать просто так.

Гигантская фигура закрыла небо, и я клянусь, что она больше всего походила на трансформера посреди трансформации. Зазвучал чудовищный голос, сотрясающий каждую схему наших тел и каждую секцию вокруг нас. Громкий и тяжелый, он заглушал все, и казалось, будто сам Кибертрон дрожит от страха; я не мог понять почти ничего из сказанного, все что я разобрал – его имя.

Юникрон.

Несмотря на то, что я передал Матрицу Управления, и все они это видели; несмотря на то, что я больше не носил титул Прайма, – Арси, Айронхайд и Рэтчет все равно ждали моих указаний. Не так просто расстаться со старыми привычками. Как же мне было сказать им, что даже я не имел представления, что можно сделать с чем-то настолько огромным? Он был величиной с Кибертрон, если не больше – как можно сражаться с планетой?

Холодная смесь ярости и печали ворвалась в мой процессор, когда я посмотрел на небо и увидел осколки, разлетающиеся по космосу вместо лун, когда-то смотревших на Кибертрон. Лунных баз больше не было, и мои друзья на них, скорее всего, разделили их печальную участь. Артиллерия Кибертрона выжигала небо и десептиконы, наводнившие планету, пытались сражаться, но я знал, что их попытки бесполезны.

У меня не было выбора. Я повел своих к ближайшим спасательным капсулам. Кибертрон был покрыт сетью спасательных капсул для экстренных случаев – например, в случае аварии в лаборатории, когда требовалось временно эвакуироваться на другую секцию планеты. Поэтому я был уверен, что мы найдем станцию эвакуации неподалеку. Единственной проблемой было то, что капсулы были рассчитаны на двоих, максимум троих трансформеров, а нас было четверо. Против желания, мне пришлось отдать приказ разделиться, я назначил точкой встречи Землю. Даже спасательная капсула может проделать такой путь перед тем, как исчерпать ресурс.

Рэтчет и Айронхайд, хоть неохотно, но выполнили приказ и отправились на поиски капсулы, а мы с Арси направились в другую сторону. Мы не успели уйти далеко – земля под нами пошатнулась, выбрасывая нас вперед с оглушительным визгом. Осколки взметнулись вокруг, на краткий мир я упал и замер, прикрывая голову.

Мне придется признать, что я начал паниковать, когда посмотрел вверх, но не увидел неба – оно было закрыто ногой этого существа размером с планету, обосновавшегося позади нас. Невообразимо острые куски металла высовывались из земли во все стороны, два из них прокололи мне ногу, но мне еще повезло. Арси лежала позади, и осколок пронзил ее камеру искры. Как ни тяжело мне было видеть ее гибель, но она, по крайней мере, умерла быстро.

Я хотел бы оплакать ее смерть, но у меня не было времени. Если я не хотел разделить ее судьбу, я должен был сосредоточиться на эвакуации. Вытащив осколок, пронзивший мне ногу, я продолжил поиски спасательной капсулы. Я знал, что она должна быть близко, и мне было необходимо ее найти.

Тогда я и нашел его. Упавший напротив стены какого-то здания и забытый своими соратниками десептиконами – десептиконами, которыми он мечтал править, лежал Старскрим. У него недоставало левой руки, ноги и крыла, и левая сторона его корпуса была сожжена дотла. Сперва я печально подумал, что кто-то с таким духом и честолюбием был просто отброшен и забыт, десептиконы даже не проводили его в последний путь, как подобает. Он усердно служил им миллионы лет, и он заслуживал большего, чем быть забытым, словно устаревшая запчасть.

И во время этого момента задумчивости я заметил, что он еще жив.

Я не знаю, что именно подсказало мне это. Наверное, я увидел искру на поврежденной стороне, или судорожный рывок его руки. Как бы то ни было, это привлекло мое внимание, и я похромал в его сторону, чтобы убедиться, что мне не кажется. Он был, несомненно, еще жив, но находился в глубоком стазисе, или, как бы это назвали люди, в коме. Я и секунды не раздумывал, что делать – Арси была мертва, а Старскрим нет. Враг он или не враг, но я не собирался бросать его, чтобы его прикончила та ужасная штука, набросившаяся на нашу планету, – теперь, когда я был настолько близок к спасению.

Его небольшой корпус уместился в моих руках – теперь, без двух конечностей и крыла, я с легкостью мог нести его, даже несмотря на хромоту. Еще одна ужасающая конвульсия сотрясла планету, и у меня не хватило смелости на то, чтобы оглянуться и узнать, что произошло. Я обнаружил спасательную капсулу и побежал к ней так быстро, как только мог. Старскрима я оставил на полу, обещая устроить его поудобнее, если мы останемся живы, и почти запрыгнул в кресло управления, тут же щелкая переключателями. Планета, на которой мы находились, была сломлена и перемолота Юникроном, но нам удалось бежать.

После того, как Юникрон разделался с Кибертроном, он постарался проглотить каждый единичный корабль, болтавшийся в пространстве там, где когда-то парила наша родная планета. Спасательных капсул было намного больше, чем я мог представить – сотня или даже полторы, они пытались уйти во всех возможных направлениях. Я мог лишь надеяться, что среди избежавших голодных челюстей Юникрона были мои друзья.

Я не мог смотреть на это. Несмотря на отчаяние и страх за друзей, я сосредоточился на том, чтобы уйти в сторону от Юникрона, который нацелился на нас. Нам едва удалось спастись, и его крик разочарования так сильно сотряс корабль, что я на мгновение испугался, что он развалится на части. Когда колебания утихли, я разогнал спасательную капсулу до максимальной скорости, направляясь обратно к Земле.

Но на пути к Земле меня охватила паранойя. Пока я заботился о Старскриме, оценивая его повреждения, разочарованный рев Юникрона продолжал звучать в моей памяти, и у меня разыгралось воображение. Я стал думать о том, почему он так настойчиво пытался сожрать каждый корабль, как бы он ни был мал в сравнении с ним, и я боялся, что он выследит тех, кому удалось уйти. Я не мог ему позволить проследовать за нами к Земле, чтобы сожрать и эту планету. Я изменил курс и двинулся вглубь галактики.

Юникрон за нами не последовал, и только теперь я понимаю, что, возможно, последняя четверть века могла бы пройти по-другому, если бы я не позволил паранойе решать вместо меня. То, что наш корабль, предназначенный для коротких перелетов, как от Земли до Кибертрона, не развалился по дороге, было еще одним благословением Праймуса. Двадцать земных лет он вез меня и Старскрима через всю галактику, всего лишь несколько раз выходя из строя, но поломки легко подлежали ремонту. К сожалению, пока я наконец осознал, что Юникрон, десять лет следовавший за нами, нам больше не грозит, мы уже совершенно заблудились. Я не мог даже вернуться по собственным следам, так что следующие десять лет мы провели в попытке найти ориентиры, и разобраться, как далеко до Земли, посылая сигналы о помощи в пустоту в надежде, что хоть один будет услышан. Я даже не надеялся на то, что смогу сам найти дорогу – ведь корабль предназначался лишь для эвакуации. Наш сигнал будет плыть в космосе, но он слишком слаб и не факт, что его услышат.

Все это время Старскрим оставался в стазисе, и я пытался починить то, что мог. У меня нет медицинского образования. Все, что я умею делать – это ремонт на поле боя, а не замена недостающих конечностей, но я старался. Его жизнь была вне опасности, так что я сосредоточился на том, чтобы привести в порядок его ощущения, запаивая подтекающие шланги, искрящие кабели и отключая болевые рецепторы. Я говорил с ним во время работы – глупо, знаю, он не мог меня слышать, но все равно я чувствовал облегчение от того, что мне было с кем разговаривать. И это помогло мне сразу заметить, что у него серьезные проблемы.

Это началось просто как серая линия пепла, опоясывающая края его оторванных конечностей, и поначалу я не придал этому значения, думая, что от моего лечения у него просто отошла краска. Это не беспокоило меня до тех пор, пока я не стер серую пленку с одного края, и обратный край его недостающей руки осыпался как пыль, – тогда я понял, что это что-то очень серьезное.

Он гнил прямо на моих глазах. Машины не гниют, но я не знаю, как еще это назвать. Без доступа к медицинским базам данных я был не в состоянии понять причины и разобраться, как с этим бороться. Я перепробовал все, что только можно, но в течение первых десяти лет, пока мы убегали от Юникрона, – за десять лет до того, как я развернулся в поисках Земли – становилось все хуже и хуже. Некроз поглотил то немногое, что оставалось от его левой руки и ноги, проделав путь от плеч до тазового сочленения и оставив ожоги на его боку. Когда мне наконец удалось остановить это, воздухозаборник на левом плече наполовину исчез, оставив беззащитной поверхность его внутренних схем, и большую часть двигательного отсека поперек спины – тоже. Некроз переметнулся через его спину и поглотил правое крыло. Ремонту не подлежала лишь половина крыла, но мне пришлось удалить его целиком, чтобы задержать распространение некроза. У меня осталось достаточно свободного металла, чтобы прикрыть зияющую рану сзади, так, что его хотя бы можно было уложить на спину, не причиняя ему боли, но ужасная рана, извивающаяся вдоль левой стороны его корпуса, осталась на месте.

Его первая реакция на потерю обоих крыльев была намного лучше, чем я ожидал, но я знал, что это из-за слишком большого количества информации, которую я на него вывалил. Слишком многих ужасных новостей, ему потребуется некоторое время, чтобы все осознать. Я надеялся лишь на то, что некроз не начнется снова, как он пытался начаться незадолго до его пробуждения, от его корпуса осталось не так уж и много, и если он потеряет еще, это поставит под угрозу его жизнь. Да и процедура, которую я использовал, чтобы остановить некроз, была чрезвычайно рискованной, особенно теперь, когда мы были беззащитны на этой Праймусом забытой планете, без какого бы то ни было медицинского оборудования и контейнеров. В прошлый раз я думал, что убил его – и я не хотел бы снова испытать подобное.

– Вы, автоботы, не знаете, что пялиться нехорошо?

– Я не знал, что ты очнулся, – я чуть было не спросил, как он себя чувствует, но удержался. Скорее всего, на его месте я был бы таким же невыносимым, но у меня просто не было энергии, чтобы терпеть всю его язвительность и сарказм сегодня. Уж конечно, Старскрим прославился не приятными манерами. Так что я просто обратил его внимание на другой вопрос, который тоже меня беспокоил. – Тебе скоро потребуется пища.

Как и ожидалось, он покачал головой в знак отказа. Я не могу осуждать его за это – мне бы тоже не понравилось, если бы меня заставляли принимать этот отвратительный, токсичный энергон. К сожалению, он просто отказывался сотрудничать.

– Без энергии ты долго не протянешь. – Я настаивал, хотя и не говорил, что собираюсь делать. Каждый трансформер с исправным процессором знал, что отключаясь, мы не зарядимся – необходим энергон для поддержания сил. Он и без меня понимал это. На корабле я был в порядке, просто перезаряжаясь каждые несколько циклов – я почти не тратил энергию, но после аварии мне постоянно нужно было охотиться или еще как-то отгонять змей, и мне была нужна поддержка. Он был в порядке, пока пребывал в стазисе, но теперь, когда он очнулся и тратил энергию, ее было нужно возмещать.

И он не питался с тех пор, как очнулся примерно земную неделю назад.

– Я не собираюсь вливать в себя этот отвратительный шлак, – прохрипел он. – Если хочешь, можешь убивать им себя, но я отказываюсь. – Все, что я мог – это вздохнуть в ответ. Если бы я мог быть уверен в его безопасности, пока я бы искал другие источники энергии!

– Я скоро вернусь, – сказал я после минуты-другой молчания. Я поднял ружье и встал, намереваясь покинуть пещеру, чтобы добыть еще немного змей для сегодняшней дозы энергона, и некоторое время побыть одному. Очнувшийся Старскрим был ничуть не более приятной компанией, чем Старскрим в стазисе. Я, правда, и не ожидал ничего другого, но это не уменьшало разочарования. Я и сам не знал, чего я ждал.

– Возьми меня с собой.

Этого я не ожидал точно.

– Что? – На мгновение я уставился на него, думая, что я не расслышал. Он дерзко смотрел на меня, и красная оптика резала глаз в сумраке пещеры.

– Возьми меня с собой – возможно, я найду еще что-то, что ты мог бы использовать, – настаивал он. Я не сомневался и астросекунды, чтобы покачать головой в ответ.

– Нет, это слишком опасно. Эти твари быстры и многочисленны. У меня будут заняты обе руки. – Я знал, что ему не понравятся мои слова, но мне пришлось сказать, чтобы он больше не повторял попыток. – Если я понесу тебя, это замедлит меня, и, возможно, убьет нас обоих. Да, твой нуль-луч может работать, и я могу понять солдата, который не желает сидеть в заточении, но мне не нужны помехи, когда я стараюсь обеспечить твою безопасность.

Блеск в его глазах слегка разгорелся, и он стал еще настойчивей. – В противоположность тому, что ты обо мне слышал, автобот, – я терпеть не мог, как он произносил название знака, как будто бы оно было ругательством, – я не всю жизнь был солдатом. Я жил и до войны, и тогда я был ученым-исследователем. Я уже бывал в мирах, похожих на этот. Если здесь найдется еще что-то, что можно использовать, я увижу это до тебя.

Я не могу сказать, что удивило меня больше: то ли его готовность открыть мне свое прошлое, то ли тот факт, что он занимался еще чем-то, кроме битв. Я почувствовал себя слегка виноватым – ведь после стольких миллионов лет войн, я всегда считал, что все десептиконы были рождены солдатами и убийцами. Не однажды я думал, кем они были до войны. Глубоко внутри, я понимал, что это лишь предубеждение, которого лучше не испытывать, но я все равно в него верил. Хотя я и сам раньше был чем-то отличным от солдата, так что меня не должно было удивить его прошлое ученого.

Но я слишком давно был военным, а этот склад ума просто так не исчезает.

– Я все равно не могу рисковать, – сообщил я, игнорируя его намерение лопнуть от гнева, услышав отказ. – Если бы ты был в лучшей форме – может быть, но теперь я в ответе за тебя. Я бы не стал рисковать ни одним автоботом в такой ситуации.

– Прайм! – закричал он мне в спину, когда я снова отвернулся, чтобы выйти.

– Оптимус, – поправил его я. – Я больше не Прайм, так что ты мог бы прекратить, наконец, меня так называть, – мне не кажется, что я все еще заслуживаю этот титул, и у меня больше нет Матрицы Управления. Надеюсь, что она сейчас в надежных руках Ультра Магнуса, на Земле.

– Прайм!

Я проигнорировал его яростные крики и закатил камень на место, оставляя достаточно пространства, чтобы в пещеру проникал свет. Я не хотел, чтобы моя чрезмерная осторожность заставила его повредить себе, как в тот раз, когда он впервые остался один после пробуждения.

Я должен признать, что мне было очень интересно, почему темнота могла вызвать паническую атаку у кого-то настолько самоуверенного, как Старскрим. Мне было известно, что он весьма обидчив, и совсем не легок для анализа. По крайней мере, для моего анализа. Я покачал головой, решив пока не волноваться о нем, и сосредоточиться на более насущных задачах.

Каркас корабля стоял недалеко, оголенный до проводов и металлической рамы. Там было больше всего змей, они все еще трудились над тем немногим, что осталось от корабля, туда я и направлялся. Камни под моими шагами рассыпались облаком ржавой пыли. Солнца планеты болезненно светили на меня, так ярко отражаясь от рамы, что мне пришлось притушить работающую оптику, чтобы удержать яркость ниже болевого порога. Это было едва терпимо, но так было нужно, чтобы видеть змей, когда я найду их.

Нужно очень многое, чтобы заставить меня невзлюбить что-то, но эту планету я ненавидел. Мне пришлось отклониться от намеченной линии на моих скудных картах. Во время аварии, я послал один, последний сигнальный маяк в пустоту космоса. Я использовал все остатки энергии, чтобы сделать сигнал в несколько раз сильнее, чем все предыдущие, надеясь, что он преодолеет эту пустоту, и в конце концов будет услышан.

Оглядываясь назад, я понимаю, что мне следовало сберечь немного энергии для энергокубов, но тогда я не представлял, как сложно будет найти здесь подходящие источники энергии, и у меня не было достаточно времени для экспериментов перед тем, как змеи начали есть корабль. Эти грязные твари появились спустя цикл после аварии, без усилий проедая отверстия в обшивке. У меня еле хватило времени, чтобы забрать энергоконвертер и Старскрима до того, как змеи впились мне в ногу. Несколько штук успели вцепиться в меня ниже колен, пока я не взбежал вверх по обрыву, где они не могли так легко за мной следовать. К тому времени они были уже мертвы, но я слишком спешил, чтобы стряхивать их, и это оказалось к лучшему. Когда мы обосновались в пещере, я экспериментировал с ними и открыл, что из змеиной крови и внутренних органов можно вырабатывать энергон – спасибо химическому составу их тел.

В противоположность тому, что считал Старскрим, я знал, что этот энергон токсичен, как только сделал первый же куб. Я избегал питаться им чересчур долго – я был на грани деактивации от недостатка энергии спустя дюжину орнов после аварии, потому что не хотел принимать отраву. Но я знал, что мне придется, если мы оба хотим выдержать это суровое испытание. Единственный способ, каким я мог нейтрализовать токсины – это попробовать пропускать их через фильтры, когда я их принимаю, и промывать фильтры в скудном ручье неподалеку, когда охочусь.

Я вздрогнул и выстрелил себе в ногу, когда болезненный укус оторвал меня от раздумий. И если змеи, скользящие вдоль моего пути, были симптомом, то я был как никогда близок к краху. Мне было нужно немного, но пришлось расправиться со многими, чтобы просто уйти.

Я действительно ненавидел эту планету.

===========================================
Часть [1]
Часть [2]
Часть [3]
Часть [4]
Часть [5]
Бонусная глава "Маска Прайма"
Часть [6]
Часть [7]
Часть [8]

@темы: ненавижу темноту, фанфик-перевод

---

Время сорвать маски

Попытку создать мифического персонажа "Firescream" прошу считать неудачной. Во-первых, такого не бывает. Во-вторых, это не я. В-третьих, это обо мне ничего не говорит. В-четвертых, а зачем вообще прятаться?

Я - это здесь - firrior.ru.
Я - это вот (фото 200 КБ).

Riding on fire, touching the sky! Ну и так далее, вы понимаете, о чем я.


Ну а если у кого-то мой светлый высокоморальный образ в сочетании со слэшерским дневником вызывает когнитивный диссонанс... что ж, могу ему лишь посочувствовать!

---

"Ненавижу темноту", автор nkfloofiepoof. Пер. с англ. Часть 1 из 8.

Название: "Ненавижу темноту" (в оригинале "Hate the Dark")
Пейринг: Старскрим/Оптимус Прайм
Вселенная: G1
Автор: nkfloofiepoof. Перевод: firrior Вычитка: Мечтательный Дракон
Рейтинг: R
Предупреждение: агнст
Комментарий: перевод непрофессиональный, 2-3% текста утеряно в творческих муках. Разрешение у автора получено. Оригинал www.fanfiction.net/s/3843690
Часть [1]
Часть [2]
Часть [3]
Часть [4]
Часть [5]
Бонусная глава "Маска Прайма"
Часть [6]
Часть [7]
Часть [8]
===========================================
– Ты ведь ничего не помнишь?

Этот вопрос все еще ставил меня в тупик, даже через несколько земных часов после того, как был задан. Как ни печально, но в моей памяти был провал – с того момента, как меня атаковали и до пробуждения несколько часов назад. Мне хотелось думать, что пустота в блоках памяти вызвана неотступающей болью и чувством отстраненности от самого себя, но боль постепенно уходила, а память все не возвращалась. Кажется, это было безнадежно.

Он был в перезарядке, – слева от меня, у противоположной стены, но я не мог перевести на него взгляд – ведь это означало увидеть изуродованную левую половину собственного корпуса. К сожалению, здесь было больше не на что смотреть, кроме него и того места, где когда-то были моя левая рука и нога. Мы находились в пещере – темный, ржаво-красный цвет напоминал мне о Френзи. Крошечная точка света в ста метрах от нас, обозначавшая вход в пещеру, была единственным просветом среди тусклых теней. По-видимому, мы были здесь... очень долго. Вспоминая то, что, как мне сказали, я потерял, я не мог справиться с дрожью...

Если бы я поверил в то, что он мне говорил – по правде говоря, у меня не было особого выбора, – то прошло более двадцати земных лет после того, как на меня напали во время коронации на Кибертроне. Я не знаю точно, кто это был – но кто бы это мог быть, кроме Мегатрона? Однако нападавший выглядел совсем по-другому, а жизнь Мегатрона висела на волоске, когда я вышвырнул его из Астротрейна. Я могу только догадываться о том, что с ним случилось, и почему он выжил. Все произошло слишком быстро, я не особо запомнил, как выглядел нападавший, но лицо у него было как у Мегатрона.

Больше я не помню ничего. Все, что я знаю – то, что мне рассказали. Мегатрону не удалось разорвать меня на кусочки, но он оторвал мне левую руку, крыло и ногу, и еще порядочный кусок корпуса с левой стороны. Похоже, что я ушел в режим аварийного энергосбережения, чтобы сохранить жизнь – видимо, поэтому я и не помню, чем закончилось то нападение. Неудивительно, что никто не обратил внимания, что я еще не умер и не обеспокоился тем, чтобы помочь мне – в конце концов, мы, десептиконы, эгоисты. Мы похожи на стаю земных волков: следуем за сильнейшим, безжалостны к ослабевшим, и сделаем что угодно, чтобы забраться повыше. И мне это, правда, нравится. Это делает жизнь соревнованием. Но я никогда не думал, что Мегатрон так упрямо откажется умирать и все же помешает мне занять его место. Даже парализованный и брошенный на произвол судьбы, он все равно вернулся и втоптал меня туда, где я нахожусь сейчас.

В конце концов, я заставил себя посмотреть вниз, еще раз оценивая весьма непрофессиональный ремонт своей все еще раскрытой ходовой части. Видимо, принимая во внимание ситуацию, это лучшее, что он мог сделать, но я все равно думаю, что он должен был бы быть опытнее по части ремонта. Привычка полагаться на Рэтчета и Уилджека в этих вопросах притупила его навыки, если они когда-то были.

Учитывая то, как глубоко распространились повреждения, мне невероятно повезло, что лицо осталось целым. Левого воздухозаборника на груди не было, и кабина была расчерчена трещинами. Ниже левого плеча не было ничего. И даже мне пришлось признать, что он выполнил впечатляющую работу по отключению болевых рецепторов. Теперь я испытывал всего лишь тупую боль, и я был благодарен за это – хотя никогда не сказал бы "спасибо" вслух, особенно ему.

Он тоже был в плохой форме после всего этого – красная рама треснула, ветровик разбит, одна антенна выгнулась назад, и я подозревал, что у него работает лишь половина оптики, но это сложно сказать наверняка в темной пещере.

Пещера... Ни я, ни он не знали, где именно в галактике она находится. Как он сказал, пять лет назад мы совершили здесь аварийную посадку на разбитом корабле, том же самом, на котором мы сбежали с Кибертрона. Спасательные шлюпки не рассчитаны на такое длительное использование, так что удивительно, что она вообще выдержала столько, несмотря на то, что пассажиров было лишь двое.

Мысль о том, что Кибертрона больше нет, все еще ужасала. Я не смог бы поверить в причудливую историю, которую он мне рассказал, но... Автоботы никогда не лгут, а он в особенности. Как бы сомнительно это ни звучало, но это должно быть правдой. Планета, которая пожирала другие планеты... кажется, он называл ее Юникроном. Кибертрон стал его последней жертвой – планета, на которой мы с Мегатроном сражались последние миллионы лет, чтобы возродить ее былую славу; планета, которой я мечтал править, исчезла, была стерта с лица галактики. Когда я наконец-то понял и смирился с этим, я перестал отказываться от ремонта. Во всем этом... просто больше не было смысла.

По сути, больше ни в чем не было смысла. Почему он все еще пытался отремонтировать меня при помощи того, что было, почему он продолжал сидеть здесь и отказывался умирать вместе с нашей планетой?.. Я не мог понять. Надежда – это не то, к чему привыкли десептиконы даже в лучших обстоятельствах, да и на что было надеяться? Что в галактике остались другие выжившие? А он хотя бы понимал, насколько велика галактика? В чем смысл полагаться на что-то столь хрупкое и неуловимое, как надежда?

Я хотел задать ему эти вопросы до того, но он сидел, ничего не сознавая. Он провалился в обессиленную перезарядку почти сразу после того, как объяснил мне, что я пропустил за последние десятилетия. После разрушения Кибертрона я пропустил не так уж и много. Он нашел мой корпус во время паники на Кибертроне. Когда напал Юникрон, он был вдали от других автоботов. Он взял спасательную капсулу, чтобы улететь с моим корпусом, и попробовал следовать за эвакуирующимися кораблями, когда Кибертрон пропал в недрах Юникрона, но Юникрон попытался поглотить и нас, и другие корабли. В то время он думал лишь о том, как спастись, так что он не узнал, проглочены ли были остальные корабли, или им удалось улететь. Изначально он держал курс на Землю, но потом, подозреваю, у него началась паранойя – он стал опасаться, что Юникрон последует за нами и поглотит Землю. Так что мы срывались то на одно, то на другое место в Галактике, до тех пор, пока он окончательно не убедился, что за нами не следуют, а потом... ну, достаточно сказать, что мы заблудились. Этот корабль предназначался для эвакуации на небольшие расстояния, а не для межзвездных путешествий. На нем отсутствовали надежные звездные карты, так что не было никаких предположений, где именно в галактике мы находимся, или как далеко мы от Земли, или любой знакомой планеты с известной цивилизацией.

Во время нашего бегства, он делал, что мог для того, чтобы поддерживать мое состояние стабильным, хоть и не мог починить меня. Он сказал, что я то приходил в сознание, то терял его, на протяжении долгих лет он заботился обо мне, вот почему он спросил меня таким обвиняющим тоном: "Ты ведь ничего не помнишь?".

Хорошо, возможно я преувеличил насчет обвинения, но он точно казался весьма обиженным, что я не помню, как он боролся за мою жизнь. Я бы тоже обиделся, если бы я провел больше двадцати лет в заботах о сломанном корпусе своего злейшего врага, и все это только затем, чтобы он попробовал выцарапать мою оптику, когда, наконец, очнулся, и начал меня ругать.

Скайварп всегда говорил, что мне нужно пересмотреть свои взгляды на жизнь.

– Тебе нужен отдых, – прошуршал его голос слева, отвлекая меня от раздумий.

– Я спал достаточно, Прайм. – Ответил я не глядя. Я слышал, как он встал, и слишком медленно подошел ко мне, он едва передвигал ноги от истощения, даже несмотря на несколько часов зарядки. Он присел на колени рядом со мной – немного неуклюже, мне пришлось бороться с порывом отдернуться от него. Тот Оптимус Прайм, с которым я сражался так долго, никогда не показал бы подобную слабость – даже такой наполовину функционирующей куче шлака, как я. Но я все равно сжался, когда он отодвинул меня от стены в сторону, придерживая меня рукой поперек груди, чтобы посмотреть, что случилось с левой частью моей спины. Я ненавидел себя за это – но не мог не цепляться за его руку уцелевшей рукой, это движение накрыло меня волной головокружения, и я боялся упасть. Он пробормотал извинения, но продолжил осмотр, тыкая в разорванные куски рамы и треснувшие обрубки на месте крыльев.

– Омертвение снова остановилось, – сказал Прайм, отломив хрупкий осколок, который рассыпался как пыль в его руке. Это было то, что раньше называлось моим вторым крылом – странный... гниющий стержень в ране, нанесенной Мегатроном. Прайм боролся с этим добрую часть первых десяти лет, которые мы убегали от Юникрона, и, похоже, тогда от моего корпуса оставалось больше, чем сейчас. Кромки недостающих частей моего корпуса превратились в прах, и коррозия медленно распространялось, пытаясь превратить меня в пыль. Она прошла через всю спину, чтобы поглотить и правое крыло, пока он не остановил ее. Я не знаю, как – он не говорил мне, и это не было важно.

– Снова? – спросил я, наконец посмотрев на него. Мое подозрение оказалось верным – его левый оптический элемент был темным, неработающим. Он не выглядела треснувшим или сломанным, так что оставалось предположить, что это было внутреннее повреждение.

– Это снова пыталось начаться несколько дней назад, – сказал он, и уложил меня обратно. – Я должен задержать это до того, как оно сильно повредит тебя. Я скорчился, когда почувствовал его пальцы, ощупывающие мои беззащитные системы, хоть и знал, что это просто проверка, и я в безопасности. Я все равно с трудом выносил это ощущение, и я ударил его здоровой рукой, когда почувствовал, что он подбирается к моей кабине ближе, чем это меня бы устроило. Помогло бы это или нет, но я не хотел, чтобы он так приближался к камере искры. Он ничего не сказал, хоть ему и пришлось поддержать меня, чтобы я не упал – потому что движение выбило меня из равновесия и вызвало новый приступ головокружения.

Как только я снова смог нормально видеть и был удовлетворен тем, что он держал руки при себе, кроме тех случаев, когда это было действительно необходимо, я задал один из тех вопросов, который ожидал ответа с того момента, когда он ушел в перезарядку много часов назад.

– Почему ты помогаешь мне?

Прайм молчал, сосредоточившись на проверке моих систем. Мне пришлось дважды повторить вопрос, пока он, наконец, не поднял свою синюю оптику и не посмотрел на меня. – Я знал, что ты не умер. Я не мог бросить тебя, чтобы ты разделил судьбу Кибертрона.

Почему-то у меня было ощущение, что он репетировал этот ответ. Он выглядел слишком... фальшивым. Конечно, это был праймовский ответ, тот, который от него все равно следовало ожидать, но я знал, что это была не настоящая причина. Так как я не знал правильного ответа, я просто фыркнул и снова отвернулся от него. – Тебе не стоило беспокоиться.

Он не ответил. Я и не ожидал от него ответа. Он просто продолжал проверку на внутренний некроз следующие несколько минут, пока не остановился с тяжелым вздохом. Он поднял пушку, прислоненную к стене пещеры, и направился к выходу усталой, шаркающей походкой.

– Куда ты? – я ничего не мог поделать со своим любопытством. В сущности, теперь, когда я очнулся, мне было интересно все на этой планете. Почему мы скрываемся в пещере? Почему Прайм так устал? Почему он ремонтирует меня, а не корабль, чтобы убраться с этой скалы? В таком любопытстве было виновато прошлое исследователя, которым я был миллионы лет назад.

– Энергия, – ответил он, продолжая идти (хотя скорее, волочиться) наружу, – обитателей
этой планеты довольно легко преобразовать в небольшие количества энергии. Ее немного, но достаточно для того, чтобы поддерживать наше функционирование. – Это объясняло его усталость, но не измотанность, особенно сразу после перезарядки.

Надо же, это я – я выразил, хотя бы и не вслух, свое беспокойство насчет него. Я быстро подавил это ощущение. Мне было просто интересно, особенно с тех пор, как он оставил меня в одиночестве, на планете, которая (учитывая тот факт, что он взял оружие) была весьма недружелюбной, всего лишь с половиной корпуса, и я совсем не был уверен, что единственная пушка на моем плече работает. Я хотел спросить об этом, но Прайм уже вышел из пещеры и привалил к входу большой камень, оставляя меня одного во тьме. В кромешной тьме.

Я ненавижу темноту. Я обоснованно ненавижу темноту – большинство десептиконов – не знаю, как автоботы, – могут видеть в темноте, настроив оптику, но мое ночное зрение было выведено из строя, если не совсем разрушено, Мегатроном на Земле. Просто избивать меня, когда я проваливал его планы, уже не помогало, так что ему пришлось искать новые способы ставить меня на место. Я обоснованно подозреваю, что Хук подсказывал ему идеи. Лишив меня возможности видеть в темноте, Мегатрон полюбил запирать меня в комнате, куда не проникало ни луча света, и избивать меня, когда я не видел приближения удара, чтобы приготовиться к нему; или стрелять в меня с произвольным интервалами, чтобы я не ожидал этого; или просто оставлять меня на несколько дней, чтобы я сходил с ума от преждевременного напряжения.

Я мог замереть и не реагировать, когда меня бьют или в меня стреляют, или еще как-то наказывают физически. Но я не мог замереть, когда делали это.

Я знаю, что Прайм должен был оставлять меня, как и сейчас, много раз за последние пять лет – и ничего об этом не думал – а что бы он мог подумать? Великодушный, неиспорченный, самодовольный Оптимус Прайм не мог бы вообразить, какая борьба за власть идет в среде десептиконов. Вряд ли ему удалось бы даже представить те разнообразные наказания, которые у нас в ходу. Кроме того, с его слов, я был без сознания все время, за исключением мимолетных мгновений, когда я приходил в себя на секунду-другую, перед тем как снова отключиться.

Но теперь я был в сознании. Я пробудился среди боли, в кромешной тьме, в незнакомом месте, и последним, что я помню, был разъяренный Мегатрон, явившийся из страны мертвых, чтобы пристрелить меня. К кому-то настолько слабому и привыкшему к наказаниям, как я, быстро приходит тревога. Она приходит еще быстрее тогда, когда тебя пошатывает от таких ужасающих известий: полное уничтожение твоей родной планеты, твое пребывание на грани жизни и смерти, с половиной корпуса в результате того самого балансирования на грани; со смертельным врагом, который мог бы покончить с тобой в мгновение ока, в качестве няньки, оказавшись заброшенным на планету в неизвестном секторе галактики, оставленный один в кромешной тьме пещеры пока тот, кто о тебе заботится, явно охотится на враждебные формы местной жизни.

Оставшийся воздухозаборник на правой стороне груди взвизгнул, когда я попытался охладить свои перегретые системы, заставив меня дернуться так резко, что я почти упал. Я уже паниковал, и мне это совсем не нравилось. Отключение оптики не могло помочь, потому что я и так был в темноте. Я даже не понимал, за что цепляется моя рука, пока я не нашел в стене пещеры подходящий камень, на который можно было опереться. По крайней мере, я больше не упаду сразу, даже когда моя турбина начнет подвывать от непредусмотренного способа использования.

Я услышал выстрелы лазера. Определенно, я услышал это. Теперь я понимаю, что стрельба значила лишь то, что Прайм нашел то, что искал, но тогда это напомнило мне о Земле и комнате пыток Мегатрона. К тому времени, я уже совершенно не понимал, где я, и мне казалось, что на самом деле я находился там, на Земле. Скрежет моей собственной ноги, в попытке найти точку опоры на полу пещеры показался мне шорохом панелей, открывающих стены комнаты пыток, чтобы нацелить на меня лазеры, пока Мегатрон смеялся над моей паникой из безопасности комнаты управления.

Я услышал еще один выстрел, и не смог сдержать крик ужаса, я отчаянно пытался слиться со стеной сзади, моя поврежденная сторона вспыхнула болью от нечаянного движения. Это снова подтвердило мои галлюцинации, и теперь я был уверен, что я снова в той комнате, и в меня выстрелил лазер на стене. Я опять закричал, и оторвал руку от камня на стене, в попытке защитить свою уязвимую сторону, но движение в сочетании с болью вызвало новую волну головокружения, и я упал на поврежденный бок.

Праймус, это больно. Очень долгое время, все, что я мог чувствовать – это боль, и я уверен, что мои рывки и конвульсии ничуть не помогали. Несколько раз я пытался встать или хотя бы лечь на другую сторону, и, в конце концов, ухитрился перекатиться через спину к входу в пещеру, но я уже был за гранью разума. Я кричал до тех пор, пока не заболела гортань, каждый раз, когда я слышал выстрел, огненная боль прокатывалась вверх и вниз по левой стороне. От крика даже заболели аудиосенсоры, но я не мог остановиться – на самом деле, я кричал Мегатрону, умоляя его остановиться, выпрашивая пощаду так же, как много десятилетий назад.

Галлюцинация и паника дошли до такой степени, что я не заметил, как свет наполнил пещеру, когда отодвинули валун, закрывающий вход. Среди собственного крика, я услышал свое имя, и почувствовал большую, сильную руку, которая попыталась усадить меня, вопреки моим ударам, – и я набросился на нее в ответ, ужаснувшись, что здесь Мегатрон, который снова будет пытать меня. Кажется, мне даже удалось оторвать что-то у нападавшего, до того как мощные руки обвили меня и защитили от дальнейших движений. Но это сделало только хуже. Я пнул своего мучителя так сильно, как только мог одной ногой, а моя рука была прижата к корпусу напротив его мощной груди.

Что-то закоротилось в моей гортани, и я перестал кричать только потому, что больше не мог говорить. Это было единственной причиной того, что я начал успокаиваться, потому что я услышал его голос, нашептывающий в мои аудиосенсоры. Глубокое облегчение накрыло меня – это был голос не Мегатрона. Этот голос был... глубже, заботливый и спокойный. Через туманное восприятие доходили слова:

– ..се хорошо, Старскрим, ты в безопасности... успокойся...

Я почувствовал себя слабым, задыхающимся, и тупо уставился на стену пещеры. Не на стену той чудовищной комнаты, а на ржаво-красный камень. Моя голова устало прислонилось не к белой груди с фиолетовым знаком, а к красной раме с треснувшим стеклом. Мягкий синий свет отражался от моей кабины, отражение одинокой, заботливой синей оптики, не двойной красной, наполненной ненавистью и издевкой.

Прайм держал меня еще долго, даже когда я перестал бороться. Одна его рука убаюкивала мою спину, пока я свернулся на его коленях, а другая очень осторожно вынимала острые камни из моей разрушенной стороны – они попали туда, пока я метался. Ему удавалось убирать их, не делая больнее, чем уже было – это изумило меня. Когда он убрал последний, его свободная рука осторожно ударила меня по лицу, потому что я продолжал бессмысленно смотреть на стену. Это был тупой жест, типичный для автоботов – он должен был вызывать у меня отвращение, но тогда он понравился мне – потому что был таким легким, нежным прикосновением, чем-то, чего я никогда не чувствовал с Мегатроном. Он не задавал никаких вопросов; все равно я не мог ответить на них еще не восстановившимся вокодером. Кроме того, я кричал о Мегатроне – он мог кое о чем догадаться, хотя я подозреваю, что он вспомнил, как Мегатрон пытался меня убить.

Наконец он снова прислонил меня к стене пещеры, как раньше, его движения были короткими и осторожными, как будто он боялся, что я тресну пополам. Учитывая то, как я должен был выглядеть, я был не уверен, что этого не произойдет. Он усадил меня напротив входа в пещеру, лицом к свету. Вряд ли я сказал бы это, даже если бы мог говорить, но я был благодарен. Свет был утешительным, после того "случая", и я мог видеть, как он вернулся к входу, чтобы забрать свою пушку и несколько трупов, которые я пока не мог разглядеть. Еще я увидел, что часть, наклонная часть его антенны была оторвана. Я знал, что это сделал я, и мне было стыдно за это; ну, немного.

Так как моему голосу требовалось время, чтобы восстановиться, я просто смотрел, как Прайм втаскивает странных существ, которых он убил. Они были похожи на змей с остроконечными мордами, которые разделялись на шесть отдельных клиньев, и длинный, острый язык высовывался из этих шести зубастых челюстей. По сравнению с нами, они были небольшими – вряд ли длиннее моей ноги, и до середины бедра Прайму.

Он сел передо мной слева, напротив стены – там, где перезаряжался недавно. Тогда я наконец-то заметил крошечное устройство рядом с ним – устройство, в котором я опознал преобразователь энергона. Он был очень мал, и предназначен для использования лишь во время критических ситуаций, так как он мог создавать и заполнять всего один куб энергона за раз, и это занимало около часа. Кроме того, он мог использовать только физическую материю или сырую энергию вроде электричества. Больший преобразователь мог бы работать на солнечной или термальной энергии, но этот – нет.

Прайм открутил голову одной из этих змееподобных тварей, выливая ее черную кровь в маленький куб, приготовленный конвертером. Он убедился, что вылил все до капли, перед тем, как разорвать тварь пополам вдоль и собрать ее внутренности, добавляя их в мерзкую смесь внутри куба. Она была грязной и пахла отвратительно, но нищие не выбирают. Он выбросил то, что осталось от змеи, из пещеры, и щелкнул переключателем устройства, чтобы оно начало перерабатывать материю в энергон. Когда конвертер был загружен, он устало склонил голову к каменной стене и позволил себе почти отключиться, чтобы сэкономить собственную энергию, которой, кажется, осталось опасно мало. Мое нападение определенно не пошло ему на пользу.

Энергоконвертер подал сигнал о завершении, выхватывая Прайма из полубессознательного состояния. Он достал сияющий куб величиной с ладонь, и начал изготовление нового, откладывая этот в сторону. Когда следующий куб был заполнен и процесс преобразования начался, он неловко поднялся и побрел ко мне, держа единственный готовый куб.

Я просто уставился на него. Десептикон во мне никогда не сказал бы этого, но это было таким шокирующим жестом, это просто сбивало с толку.

– Ты сошел с ума? – прохрипел я, мой вокодер восстановился не до конца. – Тебе нужно намного больше, чем мне. – Судя по виду, он был на грани отключения, и его работающая оптика мигала. Я, правда, не был уверен, услышал ли он меня, и на мгновение мне показалось, что он отключается, когда он опустился на колени рядом со мной. – Прайм?

То, как я сказал его имя, вернуло его в сознание. Или пробудило его.

– Только тебе больно, – ответил он тем глубоким голосом, который заставил мою открытую моторку вибрировать. – Я просто устал. А ты можешь быть опустошен после того, через что ты только что прошел.

Ах, Прайм. Я знаю, что он хотел спросить, что за шлак случился, но он никогда не начал бы разговор первым, чтобы не лезть в мою личную жизнь – это же автоботы.

– Я не люблю темноту, – мне пришлось признаться в этом. Я не хотел оставаться один, в темноте, второй раз, и я знал, что он снова оставит меня, если не поймет. А еще я знал, что если он уйдет, я снова запаникую, как в этот раз. Так что я хотел, чтобы он перестал пялиться на меня, как будто у меня выросла вторая голова.

– Это... все из-за темноты?

Я ответил вспышкой гнева и изо всех сил надулся, защищаясь и сердясь. – Ты не понимаешь, – отрезал я. И как бы он мог понять? Умилительно благородные автоботы не смогли бы уяснить, как именно непокорность соотносится с наказанием, а то и с физической или психологической пыткой. Конечно, Мегатрону не приходилось применять подобные меры к кому-то, кроме меня. Я говорю, что другие не были такими честолюбивыми, как я, хотя я уверен, что они (в особенности Тандеркрекер), сказали бы, что я скорее туп, чем честолюбив. Я не виноват в том, что Мегатрон просто отказался умирать.

– Может быть, и нет, – сказал Прайм. – Но я бы хотел попробовать, если ты хочешь поговорить об этом.

Он все еще держал рядом со мной этот энергокуб, спокойно ожидая, когда я возьму его. Такое глупое самопожертвование. Я бы взял куб, если бы он был мне нужен, но если я приму его сейчас, когда он мне не нужен, он просто вызовет головокружение, если не легкое опьянение. В других обстоятельствах, оно могло бы мне понравиться, но я не хотел рисковать падением, чтобы не собрать еще больше камней во все еще трепещущий бок.

– Не пытайся заниматься со мной психоанализом, автобот – прорычал я, высказывая всю глубину своего презрения к нему. – Я не нуждаюсь в твоем неуместном и никчемном сочувствии, и не хочу его. – Я снова откинулся на камень за спиной, и притворился, что выключаюсь, притушив оптику для убедительности, но оставался достаточно активен для того, чтобы с любопытством смотреть на него.

Не могу сказать, огорчило его или нет то, что я отшвырнул куб ему в лицо. Но я могу сказать, что он вздохнул с некоторым облегчением, потому что у него теперь было два куба вместо одного, и это было очень интересно. В конце концов, лидер автоботов мог быть эгоистом.

Он отвернулся от меня и достал второй куб из конвертера, спокойно подготовив третий и снова включая конвертер. Потом он посмотрел вниз на два готовых куба, и быстро разделался с ними, с жадностью поглощая их через маску. Мне всегда было интересно, как кто-нибудь вроде его или Уилджека это делает. Каждый раз, когда я видел, как Саундвейв принимает энергон, он проходил через маску, как если бы ее и не было – очевидно, то же самое делал и Прайм. Я предполагаю, что у него должен быть настоящий рот за маской, хотя может, и нет. Может, эти маски сделаны из совсем другого материала, чем другие части наших корпусов, так что в случае крайней необходимости энергон можно принимать прямо в битве.

Во мне говорил чрезвычайно любопытный исследователь. Как быстро вернулся этот исследователь, когда я потерял возможность калечить других.

Пока Прайм не заметил, что я на него смотрю, я не мог помочь, но заметил что-то, что снова укололо мое любопытство. Сразу после приема энергона его руки задрожали, и я понял, что это не просто так, потому что даже прием энергии показывал его проблемы. Дрожь истощения обычно сосредотачивалась в плечах и шее, и заставляла пальцы подергиваться, а не дрожать. Нет, эти его судороги были вызваны чем-то другим.

– Дай мне посмотреть, – прохрипел я, перед тем, как он успел сожрать последний готовый куб. Я почти посмеялся над очень бледным выражением разочарования, которое промелькнуло на его лице, но он ничего не сказал, принося куб ко мне, как и первый. Я посмотрел, но не принял его, а рассмотрел и просканировал. Это один из тех случаев, когда опыт ученого в прошлой жизни был полезен.

Не стану отрицать того, что я был обеспокоен результатами сканирования. В кубе был самый грязный, отвратительный и, возможно, разъедающий энергон из всего, что я когда-либо видел. Это почти нельзя было назвать энергоном, но это им было. И уж точно оно было весьма нездоровым. В нем плавали микробы и различные токсины, и когда я повернул его в руке, я увидел разрывы в контрольном мерцании энергона – его пересекали черные полосы. Так как у меня не было медицинского образования, я не знал, чем это грозит, и что это может сделать с Праймом, но я знал достаточно, чтобы понять, что ничего хорошего от него можно не ждать.

– Это отрава, – сказал я. Его виноватый вид подсказал, что он был в курсе, что только идиот продолжал бы заряжаться этим.

– Это все, что тут есть, – согласился он. – Мне он не нравится, но тут больше нет ничего, что можно было бы использовать. Мы оба погибли бы без энергона.

– Скажи, сколько этого шлака ты влил в меня? – потребовал я. Я и без того был не в лучшей форме, а он поил меня отравой!

– Очень немного, – он попробовал убедить меня. – Пока ты не очнулся, ты не нуждался в нем. – Это вызывало облегчение, но мне не нравилась мысль о том, что он влил в меня хоть куб этой отравы. Пять лет заправки этим? Неудивительно, что у него была дрожь.

– Тут должно быть что-то еще, что ты мог бы убить. У меня получилось сердитое брюзжание, и я до сих пор не уверен, хотел я этого или нет. – В органических мирах не может существовать только один вид. – Я сделал пинающее движение оставшейся ногой в сторону змееподобных тварей, хотя они были слишком далеко, чтобы я действительно смог пнуть их. Я знал, что они были причиной токсинов, отравляющих энергон – даже самый лучший энергоконвертер не смог бы очистить такой энергон, как этот. Он просто не содержал соединений нужного класса, которые необходимы, чтобы действительно заправить нас.

Прайм устало отмахнулся: – Тут ничего нет. В этом месте ничего нет.

– Тогда поищи в другом месте!

– Я не могу. – Он перевел взгляд с меня на выход из пещеры. – Эти существа едят все. Органическое и неорганическое. – Чтобы подчеркнуть это, он поднял левую руку и показал мне недостающую пластину, окруженную следами клыков. Он не закончил мысль, но это было и не нужно, я понял, о чем он. Если они могли есть буквально все, то надо мной ярко светилась неоновая табличка "приходи и съешь меня".

Что совсем не значило, что мне нравится нуждаться в защите.

– У меня еще осталась одна пушка, и кассетные бомбы. Я не совершенно беспомощен. – Он явно не собирался называть мои слова ложью, вместо этого поощряя меня видом, не отличающимся от того, как выглядел Мегатрон, когда я его особенно возмущал. Меня бы позабавило это сходство, если бы он не раздражал меня так сильно. Поняв, что он не собирается двигаться с места, я спросил кое-что другое, еще более важное:
– Почему мы сидим на заднице в этих пещерах? Почему ты не починил корабль, а не меня?

– Его съели змеи.

Мне стало немного дурно, даже несмотря на то, что у меня не было желудка. Я, правда, не хотел верить, что мы точно застряли на этой грязной, жуткой планете, с плотоядными змеями, которые могут есть все на свете, но все идеи, которые я подавал ему, были тут же отброшены. Я подозреваю, что из того, что он автобот, еще не следует автоматически того, что он идиот – он был Праймом не потому, что равнялся по тупости с Мегатроном. Конечно же, за последние пять лет он уже обдумал все, о чем я его спрашивал.

– Ты собираешься это есть? – Мои мысли оборвались, и я заметил, что он смотрит на отравленный куб в моей руке. Я посмотрел на него с отвращением, и отдал ему куб. Пусть он разрушает себя, какое мне дело. Конечно, я понимал необходимость, и у него на самом деле не было другого выбора, кроме того, чтобы забрать себе мою энергию – но Прайм никогда не сделал бы этого; Мегатрон – да, но не Прайм.

Вместо того чтобы смотреть, как он травится, когда он забрал мой куб и достал новый из конвертера, я снова прислонил голову и притушил оптику – теперь для того, чтобы и вправду отдохнуть. Я не нуждался в этом, но полусон все равно был лучше, чем видеть, как опустился Великий и Могучий вождь автоботов.

===========================================
Часть [1]
Часть [2]
Часть [3]
Часть [4]
Часть [5]
Бонусная глава "Маска Прайма"
Часть [6]
Часть [7]
Часть [8]

@темы: ненавижу темноту, фанфик-перевод

---

Слэшеры, ЧТО вы делаете со Старскримом?

Боль, страх, увечья - одно тяжелее другого, грубое насилие и отчаянная безысходность, вот то, что делают в половине фанфиков со Старскримом. За что?

Если бы был океан боли, то именно Старскрима пытались бы утопить первым. Гордого, непокорного, порывистого - в болото, тину, шлак, медленно гнить, разлагаться без всякой надежды на спасение. Не странно ли - еще более гордого Мегатрона не торопятся топить, а Старскрим, на, получи, нам интересно смотреть, как ты захлебываешься.

Действительно, что толку топить Мегатрона? Он будет тонуть молча. На худой конец, осыпая проклятиями своих врагов. Одно, два, три проклятия. Дальше скучно. Что толку мучить жертву, которая не обращает внимания на своих мучителей? Это и не жертва вовсе - жалкая насмешка над величием Ее Высочества Боли, страха и стыда.

Другое дело, Старскрим. Он никогда не смирится с потерей всех надежд. Живя одним моментом, он будет вырываться, плакать и коленопреклоненно молить о пощаде. Идеальная жертва. Зачем насаживать червячка на крючок, если он не дергается? А если сорвать звезду с неба, и заставить ее кричать - как это? Интересно? Захватывающе?

Перевожу фанфик "Ненавижу темноту", жесткий агнст. Что там сделали со Старскримом, вы себе не представляете. Это ввобще уму не постижимо. Сама я ни за что не буду его увечить, ни фанфиком, ни фанартом. Птичку, понимаете, жалко!!!

@темы: размышления о трансформерах

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Привет всем транс-фанам

Я завела этот дневник специально для участия в tf-porn. Пока что он пустой (не знаю, что писать). Может быть, со временем здесь появятся какие-то записи?